Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

Не в силах разобраться в своих отношениях с ней, не зная, что предпринять, чтобы прояснить наконец ее чувства по отношению к себе, Осташов посвятил в эту ситуацию друзей Григория и Василия. Помочь ему советом они не могли, но теперь не удивлялись, видя его в постоянной задумчивости. И не удивлялись разговорам о ней, которые он взял за привычку заводить ни с того ни с сего, без всякой связи с текущими обстоятельствами.

Вот и сейчас Григорий, выйдя покурить и увидев на крыльце Владимира, отнесся к тому, что Осташов без предисловий завел речь о Русановой, как к должному. Впрочем, сам вопрос все-таки изумил его. Предположение о девственности Русановой, по мнению Григория, было в высшей степени абсурдным.

– Бубенть, Вовец, у тебя совсем башню переклинило! – ответил Хлобыстин, справившись с оторопью. – Ты хочешь сказать, что Аньчик до сих пор целка? Ей же двадцать три, да? Да, по-моему, не меньше. Вовец! Ты чего и правда думаешь, что если она тебе не дает, то она ни с кем другим не пыряется?

– Что это еще за «пыряется»? Ты слова выбирай.

– Ну извини, – Григорий закурил. – Это ж я просто говорю, что думаю. Ты спросил – я ответил… Ты не расстраивайся так сразу. Я же свои эти… догадки строю. Чего ты?

– Я – ничего!

– Ну, серьезно, Вовец, брось. А может, ты и прав: может, у нее и нет никакого хахаля…

– Ну все, хватит.

– Ну хватит – так хватит.

Они помолчали. Затем Осташов сказал:

– Букер пропал куда-то наглухо. Интересно, когда он деньги за сделки начнет давать? Надо будет у Мухина спросить: кроме самого-то генерального, у нас никто денег не выдает?

– Я такого никогда не слышал, всегда только Букер. Это он специально же делает, не догоняешь? Чтобы народ помнил, с чьей руки кормится. Но он как раз сегодня должен показаться, с утра ходит такой слух. Вроде бы и денег людям даст. И тебя вызовет в кабинет. Чего, Вовец – меньжуешься?

– Ну вот еще! Чего мне бояться? Я честно работаю и хочу получить свои бабки. А личные дела к бизнесу не относятся.

– Да хрен его знает, что куда относится. Вот меня он, я думаю, сегодня выпрет из фирмы.

– За что?

– А, ну да, я же тебе не рассказывал. Я пару дней назад учудил, ха-ха-ха. Он меня вызвал тут неподалеку, я к нему подъехал, а он сказал, чтоб я его «Опель» показал своим слесарям на сервисе. Он заднее крыло немного помял, в гараж-«ракушку», чайник, не вписался. Ну и хотел, чтоб я узнал у пацанов, за сколько они возьмутся выправить и покрасить. На фирменном-то опелевском сервисе цены за ремонт – сам понимаешь. Короче, пожадничал наш Букер. Ну я чего? Давай, говорю, «Опель» до вечера и с работы отпускай – объеду еще несколько знакомых точек по Москве, везде цены проясню и весь расклад выдам.

* * *

Да, так все и было, как рассказывал Хлобыстин.

У кинотеатра «Родина» Константин Иванович сказал Григорию:

– В баке бензин есть, но если не хватит, вот тебе еще деньги, заправишься.

И Букорев дал Хлобыстину несколько купюр. Которые позже, минут через пятнадцать, перекочевали из руки Григория в руку кассирши винного отдела продмага «Будемте друзьями», находившегося неподалеку, по левую сторону метростанции «Семеновская», – в итоге три бутылки вина и две водки улеглись на заднее сиденье «Опеля».

А еще Константин Иванович сказал:

– И чтоб никаких поездок по своим делам. Никаких гонок, ездить осторожно.

И дал Хлобыстину связку ключей от машины с брелком сигнализации. Который позже, уже вечером, вися на ключе зажигания под рулем мчащейся машины, сильно болтался из стороны в сторону.

Если бы в тот момент кто-то протянул взгляд от замка зажигания вверх, вдоль рулевой колонки, то стало бы видно, – что рука Григория постоянно крутила руль то влево, то вправо. Что, в свою очередь, происходило оттого, что пьянющий Хлобыстин, сидя за рулем летящего по загородной трассе «Опеля», глядел не перед собой, на дорогу, а назад, на задние сиденья, где хохотали две столь же пьянющие девушки, с одной из которых он пытался соединить губы в поцелуе. И это было нелегко, потому что Хлобыстину надо было хоть как-то держать руль, а девушка, тянущая к нему губы, периодически начинала хохотать и таким образом отвлекалась от намеченной цели. Дополнительным затруднением служила и поза девушки – она полулежала, высунув ноги в лакированных белых туфлях в открытое окно.

И, кстати уж, если бы кто-то протянул взгляд от торчащих из окна туфлей девушки поверх крыши, наискосок, то стало бы видно, что из противоположного окна, со стороны переднего пассажирского сиденья, тоже торчит человеческая конечность (на этот раз мужская и передняя), которая сжимает за горлышко открытую бутылку шампанского.

Ну и продолжив путешествие взгляда неизвестного наблюдателя дальше, загнув этот взгляд с крыши вниз, в окно, можно было бы увидеть, что рука с шампанским принадлежит курчавому упитанному парню, который был тоже весел. Очень весел. А потом вмиг стал очень серьезен. Эта стремительная перемена в лице толстяка произошла, когда впереди показался «МАЗ», с ревом несущийся по встречной полосе, по которой, собственно, и выписывал кренделя на дикой скорости «Опель» Константина Ивановича.

Курчавый парень резко переместился влево и дернул руль левой, то есть свободной рукой. А из бутылки, которую он по-прежнему крепко сжимал правой рукой, выплеснулось шампанское на Григория.

Парень дернул руль не вправо, на себя, поскольку вправо уйти от столкновения уже не получалось, а дернул руль влево. И «Опель» улетел с шоссе под истошный сигнал благополучно пролетевшего мимо трейлера. В эту секунду, кстати, лобзание Григория и девушки в лакированных туфлях наконец состоялось.

Между тем, улетев за кювет, «Опель» ни во что не врезался, а попал прямо на заснеженную грунтовую дорогу, которая круто вниз спускалась с пригорка. Такое везение.

Дальше «Опель» пронесся по инерции метров пятьдесят и остановился только тогда, когда на капот, под самое лобовое стекло нахлынула волна – машина влетела в озеро.

В неожиданно возникшей тишине пьяный Хлобыстин, глядя на колыхание воды на капоте, сказал: «Всё, девчонки, дорога кончилась».

* * *

– Я тебе, кстати, звонил, чтоб ты подскочил, но тебя не было, – оправдывающимся тоном завершил свой рассказ Григорий. – И Васе звонил, он тоже где-то шарился. Поэтому я с бухлом к соседу попер. Ну, сели с ним, накатили, ну и понеслась мездра по кочкам.

– А что за телки с вами были? – спросил Осташов.

– Сосед выписал. У него их полная телефонная книжка. Вот уж кто по бабам ходок!

– Так ты не говоришь – а зачем вас черт понес за город?

– Думаешь, я помню?

– Может, на дачу к кому?

– Может. Что ты докопался – куда да зачем? Отзынь – не помню.

– Я еще одно не пойму, – сказал Владимир. – Как тебя Букер послал ездить? У тебя же тогда должна быть доверенность на тачку.

– Так он мне ее оформил. Он решил, что стал уже крутым и что ему западло самому рулить. Ну и хотел, чтоб я стал его водилой. У меня ведь стаж, я с семнадцати лет за рулем. А теперь… Бубеныть, я же ни вечером, ни на следующее утро, и ни днем ему «Опель» не пригнал, а только аж на следующий вечер. И не звонил. Тачку-то мы из озера на канате вытащили – нашли там в деревне трактор. Тракторист, ясен хер, был бухой в умат, ну и… короче, это отдельная песня, как мы «Опель» на берег вытягивали. В общем, тачанка внутри вся была мокрая насквозь, и я хотел, чтоб она просохла. Ну и самому надо было мальца поправить здоровье и просохнуть, вот я и не появлялся… Выгонит меня, конечно, Букер. Хотя нет, вряд ли. Он же такая гадюка, он что-нибудь получше придумает. Вот ты бы на его месте выгнал меня?

– А ты ему рассказал, как ты на его тачке летал?

– Я ему пургу прогнал, что меня мент остановил и хотел на бабки поднять, потому что я доверенность дома забыл – ну я типа домой пожрать заезжал и забыл бумажку. И вот я начал с ментом права качать, и он придрался, типа тачка может быть в угоне, ее надо проверить, и угнал ее на штрафную стоянку. И мне пришлось там находиться, на стоянке, чтобы с нее менты детали не поснимали, а позвонить оттуда было неоткуда.

– В принципе правдоподобно.

– Нет, фигня это все. И Букер, конечно, не поверил. Он увидел, что передний бампер треснул и на капоте вмятина. Наверно, мы какое-то маленькое деревце все-таки срубили, когда с шоссе вылетели. И короче, он сказал, что я должен за это ответить по-любому. Вот такая хрень.

– А что ты ему про вмятину сказал?

– Сказал, что на штрафной стоянке отходил от машины поссать, а менты, наверно, за то, что не хочу денег дать, своими резиновыми дубинками отфигачили «Опель». По вредности. Ну, так чего, ты бы на его месте попер меня с работы?

– Да. Попер бы.